Елена Прудиус
Поток в берегах
Мужчина с рюкзаком взбирался по горному склону уже почти час. Пора было отдыхать, набираться сил перед следующим броском к перевалу. Этот перевал не был его новым рекордом, ему просто нравилось щедро тратить силы, испытывать боль в натруженных мышцах и счастливую усталость. На сей раз он выбрал пологий подъем вдоль шумного речного потока в каменистых берегах. В гуле потока слышались голоса, и ему казалось, что это звонкие голоса его сыновей и тихий голос жены.
Он осмотрелся, выбирая место для привала и отирая пот с лица, увидел поодаль стадо овец с пастухом, лошадь, пасущуюся близ хозяина, костерок с котелком над ним, и решил, что самое время с кем-нибудь поговорить.
По крупным валунам он перепрыгнул поток, на другом его берегу нагнулся, умыл лицо холодной до жгучести водой, напился ее ледяной ломкой свежести. Потом пошел к пастуху.
В котелке уже вовсю кипела вода, пастух насыпал в нее каких-то сухих трав, отчего над костром разнесся ароматный чайный дух. Путник приветствовал пастуха, тот кивком предложил ему присесть возле огня. Путник крякнул от удовольствия. После воды он больше всего на свете любил огонь. Он прищурился и долго смотрел в пламя. Если долго смотреть, то обязательно увидишь саламандру, юркую огненную ящерку, духа огня. Она одна может выдержать пламя своего властелина, мало того, без него она просто не может существовать.
Потом быстрыми короткими взглядами рассмотрел пастуха. Тот оказался стариком с седой бородкой, коротко и самостоятельно, видно, остриженной. Плащ его был тоже старым и грубо зашитым на месте прорех.
Старик к тому времени уже составил свое мнение о путнике, но по привычке держал его при себе. Он налил большую жестяную кружку чая и протянул ее гостю. Тот благодарно улыбнулся:
- Хорошо тут у вас. Я вот целый год там внизу живу, а потом тянет наверх сила огромная.
Старик кивнул головой. Понятно, о чем говорит его гость. Шум потока и гудение пламени не располагали к трате слов, оба молчали и думали о своем. Путник, наконец, увидел свою саламандру и радостно улыбнулся, встречая ее. Каждая такая встреча была по-своему чудесна, а старик был то, что надо. Саламандра была еще совсем маленькой и резвилась в огне как трехлетний малыш. Вот к пламени подлетел мотылек, полетал вокруг, выбирая нужное расстояние, и прошуршал саламандре:
- Привет, милая, не могу передать, как я счастлив!
Саламандра раскрыла свой пылающий ротик и огромные желтые глаза:
- И отчего же?
- Неужели ты не понимаешь? Сегодня такой жаркий день, и еще этот старый пастух развел огонь, но стоит только мне отлететь в сторону на несколько шагов, и я могу наслаждаться прохладой горного потока.
Саламандра нахмурила бровки и капризно ответила:
- Вот уж меня это никогда бы не сделало счастливой.
Мотылек не стал спорить с ней и упорхнул прочь от огня. Видно было, что он действительно очень счастлив.
Тут к огню подлетела птичка, одна из тех маленьких, которые питаются зернами и червячками.
- Здравствуй, милая Салма! – пискнула она. – Как же я сегодня счастлива, ты себе не представляешь!
- И отчего же? – снова раскрыла желтые глазища Салма.
- Ах, я лечу с низовий этой реки. Там благодаря этому чудесному потоку выросло столько чудесных трав, что я в это лето сыта как никогда. Слава этому чудесному потоку, который кормит множество таких маленьких существ, как я!
Птичка улетела, а Салма снова принялась резвиться в огне. Она уже забыла о мотыльке и птичке, но путника этот случай поразил.
- А ведь верно! – выкрикнул он. – Какую огромную пользу приносит этот поток - и землю увлажняет, урожай растит, людей и скот поит и электрическую энергию дает, и зерно на мельнице мелет. Да без него и жизнь была бы невозможна.
Старик кивнул головой, подтверждая справедливость слов путника, но в долгом кивке было еще что-то. Путник это понял прежде, чем старик открыл рот.
- Верно говоришь. Вода должна иметь свой путь. Видишь ее берега? Только весной поток разливается шире их, а в остальное время года держится точно своего русла. Стекает бурный поток меж каменных грудей земли, ими смиряется. В прежние времена тут девы воинственные жили, как камни сверху вниз скатывались на лихих конях, все живое на своем пути сметая. И земля бунтовала, ходуном ходила, камнями сыпалась, потоки по своей воле направляя. Только ничего кроме смерти и горя это не приносило…
Сейчас земля смирная стала, только грудь ее колышется от сонного дыхания, и во сне с боку на бок тихо она поворачивается… И поток несется, шлифуя свое русло, обкатывая свои берега. Берегут они его. Весной при разливе рододендроны буйно цветут, крася берега, а потом остается только невзрачное сплетение сухой травы. Так вот поток живет в своих берегах, а мотылек и птичка слишком малы, чтобы это заметить и быть благодарными тихому руслу.
Тут путник очнулся от морока огненного и речного, вздрогнул и увидел старика, раскуривавшего трубку.
Что это было? Правда ли старик сказал ему то, что он слышал? Или все это нашумел ему поток? Путник почему-то знал, что спрашивать об этом нельзя, во всяком случае, бессмысленно. Поэтому он спросил его:
- А ты спустишься вниз с холодами?
Старик отрицательно покачал головой, зорко и ясно посмотрел на путника.
- Я вдовец. Нет у меня теперь берегов, чтобы вниз спускаться. С ними вот зимую. – И он кивнул в сторону своего стада. - Им, как и мне, не надо совершать большие дела и шуметь при спуске…
Путник пристально взглянул на пастуха и поднялся прежде, чем подумал об этом.
- Спасибо, отец, мне пора.
И он быстрым шагом пошел вниз, цепляясь за сплетение сухих трав и корней. Он спешил, чтобы успеть.
Дома удивились тому, что бродяга вернулся так рано. Жена охнула от радости и прижалась в его щетинистой щеке, дети бросили только что построенную запруду и ждали своей очереди подойти к отцу. Но он на этот раз не торопился обнять их, а сказал негромко и значительно:
- Дети, поклонитесь вашей маме. Если бы не она, мы не возвращались бы снова и снова в этот дом…
Жена растерянно смотрела на него, комкая фартук, дети с удивлением и неловко поклонились в сторону матери, припали к берегам и достигли потока.