email:

theatr-skazok@yandex.ru

 

Бодлам

Трюггви был не столько расстроен, сколько удивлен необычным поведением Эйнара. Обычно собранный и надежный, всегда чуткий и внимательный, он взялся кричать в самый неподходящий момент и сразу привлек к себе внимание королевы и стражи. И Эйнар не собирался давать объяснений. Он лежал ничком на каменном полу, не отзываясь на попытки Трюггви разговорить его. И кто была та женщина в темном, что заходила в карцер? Верно, сама королева. И как внимательно смотрела она на Эйнара. А он и не шелохнулся, будто и не было ее вовсе. Странно все это.
Дела их было явно настолько плохи, что Трюггви понимал - надо готовиться к самому худшему. Вряд ли юный возраст преступников может смягчить закон. Спутник Эйнара исследовал камеру, ее стены и дверь – им не выбраться отсюда, если не случится чуда. Что ж, если будет нужно, он достойно примет свою судьбу. Трюггви улегся подле Эйнара, укрыв их обоих своим плащом. Эйнар не шелохнулся.
Утро застало их спящими. Только лязг открывающейся двери смог пробудить их от крепкого сна. И тут они вспомнили все – как схватили их вчера и что сейчас будет решаться их судьба. Их повели по коридорам в колеблющемся свете факелов. Языки пламени тревожно метались, словно желая оторваться и улететь прочь отсюда. Но даже им это не удавалось. Об этом вяло думал Эйнар, идя навстречу своей судьбе. Ни за что не назовет он своего прежнего имени, ничто его не связывает с прошлой жизнью. Он молил судьбу, чтобы не столкнуться с Дорис и Нэнси и не быть узнанным вновь.
Их ввели в обширную тронную залу и оставили у входа. На троне уже маячила темная фигура королевы Анны, ниже ее располагались начальник королевской стражи и судья. Начальник стражи доложил о происшедшем вчера и указал на вошедших преступников. Судья тут же зачитал заранее заготовленный приговор с куска пергамента. Он был краток и гласил, что преступники, посягнувшие на августейшую особу королевы, приговариваются к смертной казни через повешение. 
Судья уже готовился опустить поднятую руку в знак окончательности приговора, и тут королева подняла свою. Все застыли в недоумении, а королева сказала:
- Я объявляю свою королевскую волю – преступники не будут казнены, а заключены в королевскую тюрьму Бодлам. Ввиду своего юного возраста и в надежде на их раскаяние.
И она опустила руку.
Так Эйнар и Трюггви оказались в одной из темных и сырых камер Бодлама, который был настоящей крепостью, много лет никому не удавалась ни одна попытка побега оттуда.

  Что же произошло до утра с самой королевой? В то самое время, как Нэнси находилась в тайной комнате королей Эрнгарда, королева без сна ходила взад и вперед по будуару, не в силах унять тревогу. Эйнар ненавидит ее – это очевидно, и он хотел убить ее – а что же еще? Пока он жив, у нее не будет ни одного дня покоя. И вдруг она ощутила толчок прямо в сердце. Какая-то мысль, точнее, воспоминание стучалось туда. Королева погнала прочь непрошенного гостя, но стук раздался тогда в голове. Королева со вздохом впустила его. Уж своей голове она вполне могла доверять.
Она увидела тайную комнату Эйнара и Нэнси. Сквозь цветной витраж окна лился поток солнечного света, и Анне вдруг нестерпимо захотелось оказаться там прямо сейчас. Она позвонила в колокольчик и вызвала королевского плотника. Потом пошла сама в северное крыло дворца. Плотник отбивал доски и украдкой поглядывал на королеву, сжимающую в нетерпении руки. У высоких особ бывают странные и необъяснимые причуды, но его дело маленькое. Он аккуратно вытащил гвозди из двери, и Анна нетерпеливым жестом отослала его прочь.
Она толкнула дверь и вошла. Был самый конец ночи, и первые лучи готовящегося к восходу солнца с трудом разгоняли мрак по углам комнаты. Анна подошла к окну и распахнула его. Справа уже заалела узкая полоска зари, и Анна, не отрываясь, смотрела на нее. Никогда прежде ей не приходило в голову тратить свое время на любование зарей, но теперь не было ничего важнее этого. И к ней пришло решение – само по себе, словно имея собственную волю. Как будто за нее его принял кто-то сильный и решительный, кому она могла безусловно довериться. И от этого она испытала невероятное облегчение. И не надо было идти в комнату королей и отдавать самое дорогое страшному воину или снова спрашивать темного мага с его зеркалом. Не надо совершать окончательного и непоправимого поступка. Она помилует преступников, заменив смертную казнь тюремным заключением. А там у нее будет время разобраться во всем. Анна глубоко вдохнула в себя холодный и свежий воздух, набрала полную грудь его, и тогда захлопнула окно и быстрыми шагами вышла из комнаты.

Оказавшись в камере Бодлама, Трюггви первым делом обратил внимание на сокамерников – двух взрослых, сильно обросших и истощенных мужчин неопределенного возраста, безучастно лежавших на койках. А Эйнар сразу кинулся осматривать и ощупывать каменную кладку стен, дверь и небольшое зарешеченное окошко под самым потолком. Впрочем, потолок был совсем низким. Невысокий Эйнар легко доставал его кончиками пальцев.
Его пальцы жадно пробегали по каждому камню, раскачивали прутья решетки, искали хоть небольшую щель в пороге, но все его усилия оказались тщетными, и после приступа лихорадочной активности он в отчаянии обхватил голову и стал раскачиваться из стороны в сторону. Короткие сдавленные стоны вырывались из-за его сжатых зубов. До сих пор каждая его клетка имела слабое место, и он каждый раз тем или иным способом покидал ее. Теперь ему предстояло провести в этих стенах каждый свой следующий час, каждую невыносимую минуту. Эйнар в приступе бешенства бросился на дверь и стал молотить по ней кулаками, пинать носками сапог. На шум прибежали двое стражей, скрутили Эйнара и бросили на кровать, пригрозив карцером, одиночкой.
Когда они захлопнули за собой дверь и глазок в ней закрылся с той стороны, Трюггви скользнул к Эйнару и ослабил натяжение веревок.
- Да, друг, это тебе не кулаками махать. Ты, видно, не сидел еще по-настоящему.
Эйнар угрюмо молчал. Вспышка ярости обессилила его, и Трюггви был, безусловно, не виноват в том, что произошло. Все обстоит совсем наоборот – виноват он, Эйнар, из-за него Трюггви сейчас за решеткой. А он как слизняк, раскис и дуется на своего друга.
- Прости, Трюггви, с трудом разлепив разбитые губы, - произнес Эйнар.
- Я не думаю, что ты хотел нас подставить, но раз уж так получилось, то придется тебе научиться жить не только на свободе. И перестань кидаться, как бешеный. Уходи в себя, когда хочешь кинуться на стены.  
-  Как это «уйди в себя»?
-  Ты что, никогда этого не делал?
Эйнар помотал головой. Его желания всегда были скоры, и путь к их исполнению он прокладывал быстро. Сама королева не могла справиться с ним. Если ему нужна была свобода, он достигал ее – всегда, но не в этот раз. Сейчас он почувствовал себя измученным и скоро уснул. Когда проснулся, его путы были уже сняты, а мужчины в камере молча ели что-то. Трюггви тоже ел, а еще одна миска стояла на подносе, видимо, для Эйнара. Увидев, что он очнулся, Трюггви подмигнул ему и показал на миску. Эйнар понюхал еду. Ничем хорошим она не пахла, и он отодвинул ее. Трюггви иронически посмотрел на него.
- Что, хочешь от сквозняка шататься? Думаешь, так скорей выйдешь отсюда? Ну и балда же ты. Ешь – вполне съедобно.
Эйнар мысленно согласился с доводами Трюггви и попробовал. В его путешествиях иногда бывало и похуже. Ничего, желудок пищу принял молча. 
Мужчины, поев, тут же завалились опять на койки. Один свернулся калачиком и натянул на себя одеяло, больше не шевелясь. Второй стал раскачиваться взад и вперед, время от времени ударяясь затылком об стену. Со временем эти удары становились все регулярнее. 
-  Он же себе все мозги выбьет! – ужаснулся Эйнар.
Трюггви, несмотря на свой юный возраст, уже успел побывать в заключении, не в Бодламе, правда, но по большому счету все тюрьмы одинаковы, все они клетки. И он повидал таких заключенных, как их соседи.
- Они сошли с ума от того, что не смогли примириться с неволей и жить в ней. Если хочешь остаться в норме, не свихнуться, как эти, надо найти себе занятие. Я видел, ты много чего умеешь.
- Но здесь у нас нет ничего, из чего можно было бы что-то сделать, - угрюмо ответил Эйнар.
- Слушай, ты ведь неплохо боксируешь. Поучи-ка меня, раз все равно больше нечего делать.
- А нас не скрутят снова?
- Надо сделать так, чтобы не скрутили.
Когда на шум борьбы прибежал стражник, Трюггви сделал знак Эйнару остановиться, и сказал, что у них тренировка по боксу. Стражник внимательно посмотрел на них и решил, что не будет ничего страшного, если ребятишки немного побоксируют. Он и сам очень предпочитал этот вид спорта, поэтому открыл дверь в камеру, оставив запертой крепкую решетку, и стал следить за ходом поединка. Скоро к нему присоединился его напарник. У стражников в тюрьме не слишком много развлечений, так стоит ли терять возможность получить удовольствие от зрелища? Даже сосед мальчиков по камере начал вылезать из-под одеяла и напрягать вялые мышцы, а второй перестал биться головой об стену и пристально смотрел на боксирующих, иногда вздрагивая при резком ударе. 
Так Эйнар и Трюггви проводили свое время, а потом Эйнар вспомнил, как любил раньше сворачивать из бумаги голубей и запускать их в небо. Он попросил у одного из стражников, Тобиаса, немного бумаги, и сделал для его детей не только голубей, а еще и таких диковинных зверушек,  которых сам придумал. У него было очень много времени для этого. Тобиас отнес игрушки детям, и им они очень понравились. Они попросили отца принести еще. Так у Эйнара появились заказы. А Трюггви шлифовал камешки, которые ему также приносили стражники, и они, хоть и не драгоценные, становились такими красивыми, что трудно было отвести от них глаза. За это стражники немного баловали своих подопечных, приносили им еще бумаги и камушков, а для шлифовки – вполне безопасные пилочки для ногтей. По ночам Трюггви и Эйнар тихонько подпиливали прутья решетки на окне. Пилочка была крохотная, и прутья, казалось, не поддадутся никогда их усилиям. Но они продолжали свои занятия.  
Один раз Эйнар спросил у друга:
-  А как насчет того, чтобы учиться уходить в себя? 
Тот насмешливо посмотрел на него, ничего не говоря.
Тогда Эйнар расхохотался, потому что понял:
- Когда ты чем-то занят, ты уходишь в себя, да? А потом возвращаешься, когда заканчиваешь? 
Трюггви пожал плечами. Он вообще не был любителем даром тратить слова.

к содержанию