Елена Прудиус
«Поросята»
(фантастический рассказ)
- Румалька, иди сюда, только тихо! – прошептала Паина.
Младший брат Румалька был очень занят, он строил необыкновенную мельницу, за которую ему могло сильно влететь от родителей, в этой мельнице не просто вертелось колесо от падающей воды, как это было положено испокон веку, но и одновременно крутилась ось маленького музыкального органчика. Он был занят и все же немедленно откликнулся на ТАКОЙ шепот старшей сестры. Таким шепотом могло предлагаться только что-то очень тайное и необычное. Он быстро сунул мельницу под старую овчину и почти бесшумно пошел за сестрой. Она сначала побежала прочь от дома, в самый конец улицы, потом - задами, за огородами и покосами направилась в обратную сторону. В конце концов прибежала она к их же собственному хлеву, только со стороны огорода и, обернувшись к брату, прижала палец к губам. Румальд тряхнул головой в знак того, что и без нее понимает такие вещи, ведь не сосунок уже давно. Вслед за сестрой он проскользнул в щель задней стены, которая была прикрыта широкой доской, державшейся на одном верхнем гвозде, а нижний был убран предусмотрительной Паиной уже давно на всякий непредвиденный случай нужды незаметно исчезнуть или появиться. Паина оглянулась на брата и подошла к овечьему стойлу. Там в яслях барахтались новорожденные ягнята. Они тыкались мордочками в живот матери и жадно сосали ее. Они были похожи как капли воды друг на друга, все, кроме одного. Этот один был в отличие от них розовым и совсем голеньким, без признаков шерстки. И он сосал очень жадно, отпихивая от сосцов менее расторопных братьев и сестер.
- Понял теперь? – зашептала Паина. – Никому ни слова, а то знаешь, что будет.
Румальд знал, что будет, что иногда бывало, когда рождался не такой, как обычно ягненок или козленок, и вообще какое-нибудь маленькое существо на скотном дворе. Его дедушка топил в бочке, тут же, в углу хлева, а потом хоронил где-нибудь в лесу, огорченно сдвигая брови и что-то пришептывая самому себе. Но теперь дедушка стар, плохо видит и плохо слышит, и можно его наконец-то обмануть и посмотреть, кто же может вырасти из НЕ ТАКИХ, КАК НАДО, животных.
Среди детей селения ходили также тщательно скрываемые от взрослых слухи о том, что может быть, если родится НЕ ТАКОЙ, КАК НАДО, ребенок. На самом деле ничего подобного не было в селении, во всяком случае, никто из детей, даже самых старших, ничего ТАКОГО не помнил, но все же дети внимательно следили, что будет после того, как брюхатая соседская тетка или собственная мать освободится от своего бремени, будет ли она нянчить ребенка, и следили за бочками с водой. Хотя было ясно, что им это уже не грозит – они уже ТАКИЕ КАК НАДО, но мысль о судьбе будущих братишек и сестренок все же знобила им спины и затаивала дыхание. Так же страшно и ужасно интересно было делать что-нибудь неположенное, какие-то новые вещи или игрушки, которых не было в доме Главного старика. Детям строго-настрого наказывали, как только они вставали на свои ножки и учились говорить, что играть можно только теми игрушками, какие уже существуют. Если кого-то из детей ловили на том, что они придумывали игру или игрушку, не предусмотренную образцами, их наказывали, а игрушку ломали публично, собрав всех детей и взрослых селения на центральной площади, а потом бросали ее в очистительный огонь. Но удержаться от выдумки иногда бывало очень трудно, особенно маленькому Румальду. Он с детства очень легко придумывал разные новые штуки, и их каждый раз ломали и сжигали. Еще одно нарушение – и Румальке грозит наказание посерьезнее – его могли выслать на отдаленное поселение в гуще древнего леса для таких вот непокорных детей под присмотр безжалостных сторожей, которые, по рассказам взрослых, не давали им никаких вещей, с помощью которых они могли бы сделать себе хоть какую-нибудь игрушку, а должны были дети там целый день с утра до вечера выполнять разные полезные работы. Там их вроде хорошо кормили и одевали и давали положенные игрушки и рассказывали разрешенные истории и сказки. И спали они в мягких постельках, но никогда не могли оставаться одни, без присмотра. Все, что оставалось детям от их прежней жизни, были их мысли и разговоры, которые они учились вести почти одними губами, чтобы не слышали сторожа. Поэтому любимым развлечением наказанных и сосланных детей были тихие ночные беседы, в бескрайних просторах которых рождались новые вещи и фантастические приключения.
Все это Румалька знал, но ему казалось, что уже теперь-то он по-настоящему хорошо спрятал свою новую игрушку. О ней знала только Паина, а ей родители доверяли полностью, а уж она-то его ни за что не выдаст. И он ее тоже. Это наполнило его гордостью, когда он стоял над яслями, в которых розово отсвечивало необыкновенное, НЕ ТАКОЕ КАК НАДО, существо. Они с Паиной могли спасти его. Ведь дедушка уже совсем старенький, а забот о хлеве еще не передал отцу Паины и Румальда.
Брат и сестра переглянулись, они давно научились понимать друг друга без лишних слов. «Отнесем его в заброшенный хлев и будем там его кормить», - сказала Паина.
Она отняла розовое существо от соска матери и с удивлением осмотрела его. Оно было бы совсем похоже на поросенка, только рыльце было почти круглым, с щелью рта, отверстия на месте ушей и узкие щелки глаз тоже были странными. Но он тихонько завизжал и стал тыкаться в руку Паины.
- Бедненький…, - она погладила его спинку и завернула «поросенка» в старую рогожку. Потом она и Румальд осторожно вылезли из щели и опустили за собой доску. Румальд предусмотрительно подпер ее увесистым камнем и побежал за сестрой. Старый хлев был на заброшенной усадьбе людей, которые не то ушли когда-то в другое селение, не то умерли от какой-то причины. Усадьба была расположена прямо на старой заброшенной дороге, идущей мимо села, далеко от всех остальных домов, и можно было не бояться, что кто-то из взрослых услышит поросенка и что-то заподозрит. Разве что кто-то из своих…
«Поросенок» требовательно завизжал, требуя пищи, и Паина снова взяла его на руки, посмотрела на брата, и тот помчался домой за молоком. Потом они оставили в хлеву насытившегося поросенка и, торопясь, вернулись домой, где их уже начали искать.
Вечером после дойки дети помчались к старому хлеву со своими порциями молока. Там уже стоял визг, и этого визга было многовато для одного поросенка. Дети вошли в хлев и увидели… Поросят было двое. Паина и Румальд переглянулись между собой с восторгом. Вот это да! Значит, они могут размножаться просто так! Более интересную игрушку трудно было себе представить. Дети напоили поросят молоком и дали им хлеба. Поросята съели хлеб, как будто делали это всегда. Потом дети гладили их и носили на руках. Поросята уснули и тихо посапывали на руках. Прошло совсем немного времени, и поросенок Румальки стал меняться – на спинке у него выбухло круглое рыльце и вытянулись отростки новых четырех ножек. Через некоторое время то же самое стало происходить с поросенком Паины. Дети положили их на рогожу и стали смотреть, что будет дальше. А дальше – поросята стали двойными, и посередине их общего тела появилась перетяжка, которая углублялась – углублялась и, в конце концов, новые существа разделились между собой. Теперь их стало четверо. Они смешно барахтались и раскрывали безгубые щели ртов в поисках пищи. Дети накормили их остатками молока и хлеба, прикрыли рогожкой и, плотно прикрыв дверь старого хлева, побежали в тайное место своих совещаний, под старую иву на берегу пруда, ветви которой низко, густым шатром опускались до земли и скрывали всех, кто сидел под ней.
- Послушай, они что, теперь так и будут делиться? – спросил сестру Румалька.
Паина сосредоточенно сдвинула белесые бровки:
- Кажется, что так…
- И как мы их всех прокормим?
- Придется сказать Мирде и Вайке.
Мирда и Вайке были сестры, живущие на соседней улице. С ними Паина и Румальд дружили уже давно, с тех пор, как себя помнили.
На следующее утро четверо детей крались в сторону старого хлева с кринками молока и хлебом. Поросят было уже восемь. Все они были совершенно одинаковые и ужасно прожорливые. Они съели все, что принесли Паина, Румальд, Мирда и Вайке. Паина рассказала сестрам, как поросята делились, и теперь все с нетерпением ждали следующего деления. Оно и не замедлило вскоре произойти. Почти одновременно поросята разделились надвое – теперь их стало шестнадцать. Румальд и Вайке подпрыгивали от возбуждения, ожидая, когда можно будет потрогать их собственных поросят.
Скоро все дети селения знали про поросят и приносили им свою еду. Поросята размножались с прежней скоростью, что радовало малышей, ровесников Румальда. Он даже забросил свою мельницу, и целый день занимался только поросятами. Среди них появился, наконец, один, который отличался от всех прочих тем, что в самой середине лобика у него появился твердый нарост, и он не делился! Румалька его выделял среди прочих и занимался с ним больше всего. Он даже дал ему имя – Рогулька. Старшим же детям стало ясно, что настанет день, когда дети не смогут прокормить поросят, а хлев перестанет их вмещать. «Что будет тогда?» - задавала себе вопрос десятилетняя Мирда. И все чаще отвечала, что придется сказать об этом взрослым, которые до сих пор ни о чем не догадывались.
Но она не успела это сделать. Следующим утром дети проснулись от сильного визга и криков целой толы людей. Паина выглянула в окошко: улица была полна взрослыми людьми с палками и камнями в руках. Этими предметами они дубасили метавшихся под ногами и истошно вопящих поросят. Землю уже покрывало множество розово-красных трупиков в лужах крови. Паина ахнула и бросилась к лавке брата. Тот уже сидел, сонно протирая глаза.
- Что там? – спросил он сестру.
- Они убивают наших поросят! – крикнула Паина.
Румальд вскочил. «Рогулька!», - в отчаянии крикнул он и побежал к выходу. Паина побежала за ним. Взрослым было не до путающихся под ногами детей, и брат с сестрой беспрепятственно побежали в сторону старого хлева. Повсюду были взрослые, бьющие поросят, и Румальд с Паиной во все глаза высматривали Рогульку. Мешали слезы, то и дело набегающие на глаза – так жалко было гибнущих под ударами поросят. Добежав до хлева, они спрятались за кустами от взрослых, размахивающих палками.
А произошло вот что. К утру поросята смогли подрыть стену своего дома и начали вылезать на улицу. Мимо проходил ночной сторож со своей колотушкой и заметил розовое мелькание возле старого хлева. Он был стар и плохо видел, но разглядел странные существа. Существа бросились к нему и вцепились в его ноги. Хорошо, что его колотушка была при нем, и он сумел отбиться, а потом поднять мужчин, живущих в крайних домах. Отверстие было узким, и поросята не могли слишком быстро покидать место своего заточения, но все же на воле их оказалось достаточно много, чтобы взрослым пришлось туго. Кроме того, людям пришлось не просто нападать, но и защищаться: голодные розовые бестии присасывались к телу и начинали сосать кровь, если не находили другой пищи.
Дети добежали до хлева и, заглянув во внутрь, поняли, что поросята все ушли оттуда. Им удалось напором множества тел открыть дверь. Рогульки нигде не было видно. Брат и сестра стали обшаривать окрестные кусты и заросли осоки и камыша на берегу пруда. Здесь уже было почти не слышно, что происходило в селении, и вскоре они услышали тихий жалобный визг. Рогулька забился под корягу и почти потонул в грязи. Румальд вытащил его и прижал к себе. Маленькое существо визжало уже тише и постепенно успокаивалось. Дети смотрели на него и удивлялись: вырост на лобике стал уже длинным и похожим на прямой рог, а тельце покрыла белая нежная шерстка. Концы лапок затвердели и становились похожи на копытца. Мордочка вытянулась, а в ротике набухли десны под напором растущих зубов.
- Какой он стал красивый! – прошептал Румальд. А Паина только погладила его нежно и удивленно.
- Нам придется уходить с ним из селения.
- А куда, и как папа и мама?…
- Ты хочешь спасти Рогульку?
Румальд вытирал слезы и сопли и уже, конечно, все решил.
- Пойдем на юг. Я слышала, там есть целое заброшенное село. Может быть, там можно будет жить. А нет – так построим шалаш.
Зашуршало в камышах – из них, задыхаясь от быстрого бега, выбирались Мирда с Вайке и еще двое мальчиков. «Нашли? – выдохнула растрепанная Вайке. – Ой!» – вскрикнула она, восхищенная красавчиком Рогулькой. Рогулька пробовал жевать траву.
Шестеро детей с маленьким существом уходили из селения молча, с грустью в душе. Они не знали, что будет теперь с их близкими, но не знали, как можно поступить по-другому. Кроме того, они были виноваты, как зачинщики истории с поросятами, их бы сурово наказали и, конечно, сослали бы в тот дальний лес, а Рогульку… даже страшно подумать, что могли сделать с ним.
В селе было осадное положение. Кто был осажденным, а кто осаждаемым, трудно было понять. Уничтожить всех поросят оказалось невозможным. Они прятались в укромных местах, проникали в сараи, амбары и погреба, размножались там с удвоенной силой и съедали все, что только попадалось на их пути. Стало ясно, что засыпать людям без охраны опасно – поросята охотно питались кровью, и несколько обескровленных тел оставленных без присмотра дома детей и стариков уже с плачем предавали земле. На ночь люди собрались по нескольку семей в одном доме, каждые два часа менялись вооруженные охранники. Утром стало ясно, что поросят стало значительно больше, а люди теряли силы и потеряли уже практически все свои продукты питания.
***
Несколько фигур в белых халатах сосредоточенно наклонились над операционным столом.
- Как вы считаете, коллеги, процесс локализован?
- Опухоль значительная и занимает немалую часть органа, но надежда есть. Я думаю, лазер.
Над распростертым на столе телом вспыхнул тонкий лучик лазера, устремленный в окошко, обрамленное белыми простынями.
***
В нахмурившемся небе вспыхнула исполинская молния и очертила гигантскую рытвину окружности вокруг селения. Крики людей и визг полчищ поросят поглотил гул и треск невиданного никем еще пожара высотой до самого неба.
Шестеро детей с подрастающим на глазах Рогулькой стояли и молча, не в силах произнести ни звука, смотрели на огромное пламя. Внезапно оно погасло, как будто потушенное чьей-то невидимой рукой. Паина молча тронула брата за плечо и пошла дальше. Надо идти… вперед.
Они шли, пока хватило их сил и уснули прямо на подстилке из старой хвои под вековыми елями – вповалку, чтобы было теплее. Никто не мог и не хотел ни о чем думать, маленький лагерь провалился в глубокий и тяжелый сон в спящем лесу.
***
- Как вы полагаете, операция прошла успешно?
Коллега скептически пожал плечами:
- Об этом еще рано судить. Очнитесь, Теллура… Как вы себя чувствуете?
Веки Теллуры дрогнули, губы приоткрылись, но шевелить ими было еще трудно.
- Так, неплохо, она приходит в себя. Можно в палату. Продолжайте вести карту наблюдения.
Сознание медленно возвращалось, толчками появлялись какие-то вспыхивающие и тут же пропадающие картины, груды тяжелых шаров с грохотом катились на нее, опять погружая в забытье. И все же она проснулась и ощутила ноющую боль в правом боку. Открыла глаза и увидела небо, заглядывающее прямо в окно, под которым она лежала. Она пошевелила пальцами рук, ног, потянулась, насколько ей позволил больной бок. «Неужели жива…» - странная мысль промелькнула и тут же ушла, уступив место легкому звону каких-то крохотных небесных колокольцев, который она была готова слушать и слушать…
***
Паина слушала небесные колокольцы с удивлением и радостью. Непонятно, откуда брались эти дивные звуки, исцеляющие ее израненное сердце. Даже Румалька перестал скакать, как сумасшедший на своем большущем красавце-единороге, которого только по привычке можно было называть Рогулькой. Единорог застыл, как будто тоже вслушиваясь в небесную музыку, а у Румальда было необычное, очень мягкое выражение глаз, улыбка слегка тронула углы рта, придав лицу удивленно-радостное выражение.
Четверо из них захотели остаться в бревенчатом домике в глубине леса, а Румальд почему-то был уверен, что ему нужно добраться до столицы. Паина поехала с ним. Рогульке было нетрудно нести на себе двоих всадников, хотя они и стали уже почти взрослыми с тех пор, как пришлось покинуть свое селение. Обоим время от времени приходило в голову одно и то же воспоминание: они стоят на краю уже заросшей травой и кустарником котловины. Она становилась все меньше со временем, место, где когда-то родились они и познали первые радости и свое первое горе. Со всех сторон на котловину наступал лес, шумя ветвями и листвой свою печальную панихиду. Скоро никто и не догадается, что здесь жили их родные, их предки…
Был близок вечер жаркого солнечного дня – с его спасительной прохладой, когда путники верхом на белом единороге въехали в столицу. Паина пыталась отговорить брата от этой затеи: ведь Рогульку могли забрать и уничтожать, как НЕ ТАКОГО, КАК НАДО, а их самих лишить свободы. Но Румальд внимательно смотрел на Рогульку и почему-то знал, что нужно ехать дальше. Он пытался объяснить сестре то, что он чувствовал, и с языка слетали новые, незнакомые ему самому слова, которые словно сами собой заводились у него в голове:
- Ну, Она дала нам этот… иммунитет, - с трудом выговорил он.
- Кто – Она? – и без того большие глаза Паины еще больше расширились.
- Я не знаю, кто Она, но мы живем благодаря Ей, ну, вообще всё только с Ней. Без Нее никто из нас не сможет жить.
- А имя у нее есть?
- Кажется, один раз я его услышал – ее зовут Теллура.
- Какое красивое имя… и такое большое и сильное.
- Нет, нет, она не такая сильная, мы можем быть иногда сильнее ее, если нас очень много. Я должен сделать одну вещь для Нее, поставить этот … маяк на самом высоком месте столицы.
Паина не стала спрашивать, что такое «маяк», потому что поняла, что теперь ей остается просто смотреть и слушать и помогать брату, если она будет к этому пригодна.
Жители города почтительно расступались перед прекрасным белым единорогом, несущим на себе серьезного юношу и взволнованную девушку. Рогулька привез их на главную площадь города, и они увидели башню, наверное, самую высокую башню города. На ней были видны огромные часы. Стрелки часов подвинулись на одно деление, и воздух наполнил густой и низкий звон, почему-то напомнивший о золотисто-прозрачном тягучем меде и чуть горьковатом аромате весенних цветов. Румальд оглянулся на сестру:
- Нам пора, Паина, сойди.
Паина спрыгнула на землю и отошла в сторону, а Рогулька уже готовился к прыжку.
Разбежавшись, он мощно оттолкнулся задними ногами и взлетел в воздух со своим всадником. В следующее мгновение вместе с затихающим последним боем часов ослепительным золотом, в лучах заходящего солнца, ярко блеснул рог на самом верху башни.
«Маяк…» - прошептала Паина.
«Маяк» - зашумели вокруг голоса множества собравшихся людей.
Паина вдруг узнала, что сейчас в далеком селении, похожем на их родное, что-то происходит. И еще она почувствовала, как волны мыслей множества людей, подхватившие ее собственную маленькую волну, сливаются в широкий и сильный поток, и этот поток устремляется туда, где сейчас происходит что-то не так. И еще она знала, что и там может появиться какой-нибудь Рогулька, и его спасут другие дети…
***
- Браво, коллеги, как вы заметили, наша терминальная пациентка очень быстро идет на поправку. Мало того, есть все признаки появления третьей сигнальной.
- Она эволюционирует?
- И, возможно, будет продолжать. Сами посмотрите…
На экране осциллографа, где-то вне времени и пространства на фоне привычной картины записи биотоков, рвались вверх ритмичные короткие вспышки маяка.