СКАЗКА ПРО ИВАНА-ГЕРОЯ И ДРАКОНА
(предисловие и глава первая написаны Fobos, продолжение Е. Прудиус)
Предисловие
Жил да был в славном городе русском Иван – боярский сын. Был он с виду красавцем. Но люди его не любили за его характер: идёт Иван по улице, видит, богатый купец яблоко нищему даёт, а надо сказать, что отец Ивана был не последним человеком в городе, а тот купец у него на службе был; ну так подходит Иван и говорит купцу: ”Что ты яблоки оборванцам раздаёшь, лучше бы свиньям скормил, больше бы польза была.” И купец, как все другие, слушался.
Однако, Иван мог и любить, и влюблён он был в Дарью – боярскую дочь, но она, как и все, ненавидела его за его характер.
Глава I
Однажды утром Дарья - боярская дочь вышла на крыльцо, вдохнула свежий воздух и улыбнулась. Сегодня должна была состояться её свадьба с Алексеем – княжеским сыном, которого она сильно любила. В этот момент из терема закричали: “Спускайся, Дарья, гости ждут!” Дарья кинулась вниз по лестнице, туда, где ждал её любимый. После венчания начался пир. Гости ели, пили и веселились, и вдруг в небе раздался странный звук. Он был похож одновременно на рёв медведя и шипение змеи. Неожиданно перед хоромами раздался грохот. Во дворе стояло огромное зеленовато-черное чудище, похожее на огромную ящерицу с двумя большими распростертыми крыльями. Стража кинулась защищать Дарью и гостей, но из пасти монстра вырвался огненный смерч, накрывший всех стражников и гостей. Через секунду огненная стена рассеялась. Стража, гости, князь Алексей содрогались в агонии в огненной пыли. Чудище взмахнуло крыльями и взмыло в небеса. Дарья лежала на земле, её руки и лицо были чёрными, как смола, и в этот момент в хоромы ворвался Иван. Он кинулся к умирающей Дарье и зашептал: “Не умирай, прошу тебя, не умирай, я исправлюсь!” Дарья что-то невнятно простонала, из уголков её рта потекла тонкая струйка багровой жидкости. Иван встал и проговорил: “Я отомщу за тебя!”
На утро Иван со своим слугой Тимошкой расспрашивал местных охотников, не видели ли они дракона, никто не видел. Но один старый егерь сказал, что в пещере у подножия старой горы некогда жил дракон, но его двадцать лет никто не видел. Иван и его слуга отправились к пещере. Иван сказал Тимошке, чтобы тот шёл к пастухам и взял там тушку овцы, а потом сходил к знахарям и взял у них дурман-зелье, а потом пошел к кузнецам и взял самый длинный и острый меч. Тимошка сделал всё, как сказал ему Иван.
Иван взял тушку овцы и влил в неё дурман-зелье. Иван с Тимошкой подтащили её к самому входу драконьей пещеры, а сами спрятались за камнем. Долго дракона ждать не пришлось. Ужасная зеленовато-чёрная голова дракона появилась из прохода и, схватив тушку, затащила её в пещеру. Иван с Тимошкой подождали ещё час и вошли в пещеру. Дракон спал глубоким сном. Иван взял меч и со всего размаху вонзил его в драконье сердце; фонтан крови брызнул на Ивана. Дракон отчаянно захрипел и затих. Иван смело отрубил у дракона правую лапу, завернул её в рубаху и отправился обратно в город. Толпа ликовала, увидев, как Иван, гордо держа над головой драконью лапу, входит в город. Радуясь, купцы бросали к его ногам золото и серебро, каждая красавица города мечтала стать его женой. Иван поднялся на башню, все закричали: “Как ты убил дракона?!” “Это было трудно, но мы сразились лицом к лицу, я поразил его одним верным, но сильным ударом.” И в этот момент рядом с Иваном на башню вскочил Тимошка и закричал: “Это неправда! Это был не дракон, а драконша, она двадцать лет ждала появления детёныша, а он (показывая пальцем на Ивана) украл у неё единственное яйцо, вызвав гнев драконши на город, подкинув в пещеру платок Дарьи. Он сделал это, чтобы отомстить Дарье за то, что она не захотела стать его женой. Потом он лицемерно клялся ей, умирающей, что исправится и отомстит за неё. Он убил драконшу спящей. Я не мог больше молчать, казните и меня вместе с ним”. Толпа вскрикнула: “Предатель, лицемер, ты умрешь!” Люди схватили Ивана, стащили с башни и повели на эшафот. Топор взлетел и опустился. Голова Ивана, стукнувшись о ступеньку, упала на землю.
Глава II
Упала голова Ивана на землю, покатилась, скорбно сдвинув брови и раскрывая рот, словно в попытке что-то еще сказать. Алая кровь, фонтаном брызнувшая из рассеченных сосудов, жадно впитывалась в сухую землю. Тускнеющие глаза закатились. Толпа ревела, возбужденная кровавым зрелищем, и никто не заметил, как из умирающей головы выкатился маленький шарик вроде горошины и закатился в залитую кровью ямку под эшафотом. Там и остался он, когда останки Ивана унесли, чтобы сжечь на костре и развеять по ветру. Никому-не-видимый задумчиво посмотрел сверху на Город, на горошину, только что освобожденную от умирающей плоти одним щелчком его пальцев. А, может, и вовсе не было у него никаких пальцев, и щелкать ему было нечем. Может, он (или оно) просто дунул, если было чем дуть. Это, в конце концов, не так важно и, как бы там ни было, он даровал существу, заключенному в горошину, возможность еще одной попытки. Какая была по счету эта попытка, остается только ломать себе голову тем, кто еще не успел ее сломать над другими задачками.
***
Сверху доносился тяжелый гул, приближался топот шагов огромного существа, потом Ивана-в-горошине накрыла тьма и почти невыносимая тяжесть. Он задыхался и снова умирал. Потом тяжесть внезапно исчезла, но тьма осталась – он оказался погруженным в плотный слой земли. Он затих, успокоенный этой темной и надежной плотностью. Звуки, прежде резкие и почти невыносимо громкие, теперь стали глухими и едва различимыми. Иван-в-горошине погрузился в забытье.
Город, в котором уже не было страшной Драконихи, красавицы Дарьи и коварного Ивана, тоже постепенно затих. Люди разошлись по своим домам, закрыли ставни и двери, зажгли внутри светильники и очаги. Вскоре они почти забыли о том, что произошло с Иваном, только сухая драконья лапа, прибитая на городских воротах, еще напоминала об истории любви и ненависти. О боярской дочери Дарье сожалели многие, такой красивой и добродетельной девицы давно не рождалось в этом Городе. Дожди омыли окровавленный эшафот, напоили землю под ним, растревожили и развеселили ростки молодой травы.
С «горошиной» под землей тоже что-то происходило: ее оболочка набухла, и нутро жадно пульсировало, возжаждав свободы. Мысль Ивана-в-горошине исступленно билась о решетку своей тюрьмы. Решетка не поддавалась, несмотря на его усилия. Вскоре силы иссякли, и Иван замер. Все, что он испытывал сейчас, было новым и крайне тягостным для него. У него не было ни зрения, ни слуха, ни рук, ни ног. Он мог только чувствовать всей своей поверхностью тепло, давление, движение, но сам не мог ничего, совершенно ничего. Это снова наполнило его бессильной яростью и отчаянием, сквозь которые вдруг просочилось воспоминание: «Дарья! Где ты?» И вспомнил каким-то невероятным усилием воли: он же сам погубил ее, ту, без которой он не может жить.
- Так тебе лежать девять дней, - услышал Иван-в-горошине чей-то тихий голос.
- Кто ты и откуда знаешь? – отозвался Иван.
- Я – корень одуванчика, а знаю от своей головки, которая видит солнце, а она узнала от самого солнца, а солнце, говорят, от самого Никому-не-видимого.
- А что будет дальше?
- А дальше тебе будет дана еще одна попытка найти свою Дарью.
- Как же я смогу это сделать?
Но корень одуванчика молчал.
Весь день Иван привыкал к своему новому существованию, изучал плотность кожуры с разных сторон, пытаясь толкаться изнутри. Оказалось, что кожура везде одинаковая, но само занятие не давало ему скучать в то время, когда он не спал, а спал он большую часть всего времени. На второй день он начал раскачиваться в своей кожуре из стороны в стороны, растягивая ее в одном направлении. Так он делал все оставшиеся дни, пока кожура от его движений не стала совсем тонкой. И вот однажды Иван почувствовал, что налился новой силой и снова хочет на волю. И тут же услышал тихий голос корня одуванчика:
- Готовься, Иван!
- К чему?
- К новой попытке. Сейчас все, что ты хочешь больше всего, исполнится. Представь себе тот мир, в котором ты хотел бы появиться снова. И себя, каким ты хотел бы там быть. А теперь – прощай и удачи тебе!
Иван-в-горошине почувствовал, что его сорвало с места и с бешеной скоростью куда-то помчало, вращая по спирали в полной темноте. Визг сопротивляющегося пространства оглушил его. Это длилось, казалось, бесконечно долго, но когда закончилось, то превратилось в один миг. Его со всех сторон окружал свет, от которого не защищала тонкая оболочка убежища. Существо в горошине сжалось от слишком яркого света и представило себе вечерний полумрак возле пещеры драконихи, ударилось изо всей силы в тонкую стенку своей обители и вырвалось наружу.
***
В вечернем сумраке возле пещеры драконихи приземлился светящийся белый шар, ослепительно вспыхнул и пропал. На его месте стоял разъяренный Иван-боярин с обнаженным мечом в руке. С лезвия капала кровь только что убитой сонной драконихи. Иван сверкающим взором посмотрел на слугу своего Тимошку и поразил его ударом меча. Тимошка пал бездыханным. Иван-боярин переступил через окровавленное тело и взял драконью лапу – доказательство своей победы. Потом оглянулся на тело слуги и, не долго думая, сбросил его в пропасть, на дне которой бушевал поток. «Скоро и следа Тимошки не будет, - подумал Иван, - не распустишь впредь язык свой, слуга неверный».
Вернулся Иван-боярин в Город с трофеем. Встретил его народ с великими почестями. Все ему простили и забыли про свою прежнюю нелюбовь к нему. А про Тимошку Иван, лицемерно сожалея, рассказал, что оступился дескать бедняга, и в пропасть рухнул. Вскоре князь-правитель Города умер, и новым князем выбрали Ивана-победителя дракона. Вскоре женился Иван на первой красавице Ольге-боярышне. Жениться-женился, да все забыть не мог Дарью-красу, и счастья все не было. Ни дети не радовали, ни богатство, ни слава. Обрадовался, как спасению своему, войне с соседом, князем Богданом. Первым в бой мчался, врубаясь на полном скаку в ряды врагов. Смерти, знать, искал, и нашел ее скоро, спешившись, в рукопашной с самим Богданом. Слетела бесталанная головушка Ивана-князя с плеч долой. В пылу битвы никто не заметил, как выкатилась из нее маленькая горошина и замерла в густой траве.
Никому-не-видимый покрутил с досады головой или тем, что у него было соответствующим ей, заглядывая внутрь небольшой сферы, в которой происходило все это действо. «Хорошо, что отправил его в малую сферу, а не в родную. Там бы больше попыток не представилось. Никому-не-видимый был упрям и не любил отступать. Ведь неплохой же материал был заложен в этом Иване. И силен, и умен, и собой недурен. Ну, спеси многовато, людей всегда сторонился, не доверял им отчего-то, боялся, что трусоватым сочтут – оттого жестокости себе позволял и, в конце концов, на подлость пошел. Задумался крепко Никому-не-видимый, вертя сферу в своих конечностях.
Тем временем очнулась мысль Ивана. Когда он понял, что опять в горошине, его отчаянию не было предела. «Зачем, кому это надо?» - мысленно завопил он.
- Никому-не-видимому… - услышал он тихий шепот.
- Это опять ты, корень одуванчика?
- Да, я. Это еще одна попытка.
- Зачем этот Невидимый продолжает мои мучения, я не хочу больше жить!
- Через девять дней ты снова повторишь попытку. Если у тебя найдется все-таки какое-нибудь желание. Вспомни, ведь ты хотел найти свою Дарью.
Иван-в-горошине угрюмо погрузился в свои думы. Все это было слишком больно, но горошина постепенно убаюкала Ивана. Ему даже показалось, что чей-то нежный голос поет ему колыбельную. «Дарья…» - сквозь сон прошептал Иван.
На это раз движение горошины в день девятый не было столь стремительным, и в конце пути свет медленно вторгался в сферу между ладонями Никому-не-видимого. Иван сосредоточенно думал о том, чего он хочет на этот раз. «Дракониха – вот в ней вся беда была. Надо мне ее убить еще до свадьбы Дарьи, тогда, возможно, она предпочтет Алексею героя, победившего дракона». Он толкнулся изо всех сил в стенку сферы и выпал возле пещеры. На сей раз был день, и Тимошку он с собой не взял («пусть живет» - решил Иван). Иван затаился в кустах неподалеку от входа в пещеру и стал выжидать. Через некоторое время голодная дракониха вылетела из пещеры в поисках чего-нибудь съедобного, а Иван скользнул туда. «Сначала уничтожу ее отродье, а потом ее самоё». Яйцо лежало в гнезде из мягкой травы – большое, овальное, зеленовато-серое. Иван занес над ним свой меч и опустил дважды. Яйцо раскололось, и крохотный дракончик тоже оказался рассеченным. Зеленая драконья кровь пролилась на траву, смешалась с ней. Иван затаился в отроге пещеры и стал ждать возвращения драконихи. Вскоре раздался шум крыльев и тяжелое дыхание возвращающегося чудовища. Дракониха протиснулась в пещеру и, увидав, что случилось с ее яйцом, издала горестный вопль, от которого Иван едва не оглох. Она вытянула к своему погибшему детенышу свою длинную шею, и Иван ударил по ней мечом. Голова драконихи с хрустом отвалилась на землю. Огромное туловище грузно осело, почти закрыв собой выход из пещеры. Иван начал протискиваться мимо туши к выходу, как вдруг увидал за ней цветастый платок, и нарядный сарафан, и саму спящую мертвым сном Дарью. Ее голова была отсечена точно так же, как голова драконихи. Как, каким образом она здесь? И почему мертва? Иван обхватил свою бесталанную голову руками и горько зарыдал. Что он опять сделал не так? В полном отчаянии он выбрался из пещеры и бегом устремился к краю пропасти. Его сердце разорвалось от горя еще в полете. Голова его разбилась об острые камни на дне. Маленькая горошина выскочила из нее и понеслась в потоке бурной реки.
Никому-не-видимый поймал горошину и сощурил глаза или, может, завесил тучей солнце. Горошина баюкала уснувшего Ивана и пела ему глупую детскую колыбельную: «Придет серенький волчок, Ваню схватит за бочок». И тихонько щипала его за бочок. Ваня во сне улыбался и ёжился от щекотки. Волк был во сне совсем не страшным, а похожим на собаку и кусался совсем не больно. Потом он превратился в дракона, дракониху. Она грустно смотрела на Ваню наполовину затянутым пленкой глазом. В это время сфера лопнула от мыслей спящего Ивана. Он снова был рядом с пещерой. Дракониха издыхала, она умоляюще смотрела на Ивана, тянулась лапой в сторону пещеры. «Яйцо!» - осенило Ивана. Он бросился внутрь пещеры и бережно взял яйцо вместе с гнездом из свежей травы. Он встал на колени рядом с матерью и прижал к себе ее яйцо, спрятал за пазуху. Слеза скатилась из стекленеющего глаза драконихи. «Дарья!» - пронеслась ужасная мысль в голове Ивана. Но Дарьи не было здесь – ни живой, ни мертвой. Иван поднялся с колен и отправился в Город, прижимая к себе драконье яйцо. Что с ним делать дальше, он не знал, но знал, что пойдет с ним к Дарье, и только к ней.
Дарья отворила калитку и увидела перед собой бледного, не похожего на себя Ивана с огромными печальными глазами. Она глянула в эти глаза и вдруг улыбнулась, и от этой улыбки, видно, в его глазах появился свет, как далекий огонек костра в чаще леса. И Дарье больше всего на свете захотелось погреться возле этого далекого, но становящегося все более близким огня.
Иван достал из-за пазухи большое зеленовато-серое яйцо в траве и протянул его Дарье. И Дарья отчего-то радостно так засмеялась и прижала яйцо к себе.
О том, как она стала женой Ивана, и как они вдвоем растили маленькую Драю, ту самую, из яйца, а потом еще и своих ребятишек, отдельная история. Чем занимался в это время Никому-не-видимый, никому неизвестно, может быть, в усы усмехался, если они у него есть, конечно.
назад
в копилку