гостевая книга

email:

theatr-skazok@yandex.ru

 

О большом сюжете слияния и малых его формах. Механизмы слияния. Разотождествление

Когда девчонка толстая
Журнал приобретает моды,
И снится, будто юноши
Ей в школе не дают прохода,
Когда усатый милиционер
Вдруг улыбнется хулигану
И поведет его под руку
Не в тюрьму, а к ресторану –
Это любовь.
С ней рядом Амур крыльями машет,
Знай, это любовь.
Сердце не прячь – Амур не промажет.
(«Ляпис Трубецкой»)

Как мы уже поняли, роды стремятся к слиянию в более и широкие  и мощные потоки, объединяющие и крохотные чистые родники, горные ручейки и мутно-илистые равнинные речки, чтобы стать частью единого (и первичного!) океана, над которым, испаряясь, вода снова собирается в облака и тучи и где-нибудь проливается дождем, питая родники, ручейки и речки. Закон круговорота воды и человечества в природе.
Посмотрим, какими конкретными механизмами осуществляется этот процесс слияния, чем он поддерживается на уровне событий, фактов нашей жизни.
Перечень этот весьма приблизителен, он пойдет «снизу» «вверх», от простых форм к более сложным.
Сначала можно говорить о силе Эроса, естественном влечении партнеров по браку, взаимном притяжении разнополых существ, повинующихся неясному, но очень сильному голосу крови, нечленораздельно толкающему нас в подходящие объятия. Это очень большая изначальная сила. На ней обычно держится самая первая, «сырая» часть совместного пути. Она соответствует нашему «хочу».
Следующий механизм вступает в силу, когда взаимность страсти остывает или подвергается сомнению хотя бы одним из партнеров. Тогда вступает в силу новое волшебное слово «могу». Могу удержать партнера. Чем же? Чаще всего ревностью. На этом этапе начинается охота с попыткой бегства (реальной или воображаемой) и преследованием, самая красивая и остросюжетная драма жизни дикого леса семейной жизни. «Кто был охотник, кто добыча?» - не всегда ясно в этой драме. Это драма создает дистанцию в прежде плотных, почти слитных взаимоотношениях. «Добыча» часто неосознанно дает повод к сомнениям своего партнера, у которого как раз успел подогреться его природный охотничий азарт. Игра на глубинном уровне нужна обоим, даже если она заканчивается трагически, как у Шекспира. Аргументом Яго, сгубившем Дездемону из зависти к Отелло, стало простое логическое построение, обращенное к мавру: если она могла обмануть своего отца, желая стать твоей женой, что стоит ей обманывать тебя? Коварный Яго утаил от простодушного Отелло иерархию мотивов любящей женщины. Отелло же был готов к охоте за желанной добычей, слишком долго пировать в шатрах и предаваться неге любви никакой настоящий охотник не в состоянии. А «добыча», выращенная своим отцом в страхе и подчинении, также нуждается в применении своих развившихся способностей к бегству и сокрытию. Пока они остаются на уровне «охоты», их сюжет – удержание партнера силой в рамках парных отношений, хотя бы и ценой его жизни.
Третье волшебное слово «надо» знаменует все возможности стабилизации брачных отношений институтом семьи, выращенным в лабораториях социума. Это свод узаконенных прав и обязанностей супругов, а также – общественное мнение и нормы морали, усвоенные с детства. На этом этапе идет речь о супружеских обязанностях, а не о чувствах. Добыча уже устала бегать и скрываться, а у охотника стерлись клыки, и он обратился к помощи закона. Впрочем, добыча тоже. Разъезд и развод на этом этапе часто инициатива бывшей добычи, а исполнение алиментных обязательств – отныне крест бывшего охотника. Но, пока дети маленькие, супруга часто идет на компромисс с супругом, своего рода бартер. Она оказывает ему сексуальные и прочие необходимые услуги, а он материально содержит ее и детей. Ситуацию «наоборот» представить или обнаружить в реальной жизни гораздо труднее, но тоже возможно.
На этапе «надо» работает также механизм манипуляции. Он срабатывает тогда, когда  добыча все еще порывается бежать, а клыки охотника уже никуда не годятся. Добычу от бегства налево останавливает необходимость соблюдения нравственного закона и …, не исключено, что-то более глубокое и сначала совершенно неосознанное, высказанное в словах «браки заключаются на небесах». Добыча пока сама не знает, что ей надо, какие отношения и с кем. Она еще полна сил и жажды новых приключений. Но это уже знает охотник, он (чаще она) руководствуется внутренним голосом, четко говорящим: «вы созданы друг для друга» или «он - твоя судьба», и он пользуется не вполне честными, но зато эффективными приемами мнимой смерти. А что? В живой природе этот прием срабатывает налево и направо. Лежачих не бьют, слабых обижать грешно. Охотник становится мнимым (но подчас и самым настоящим) больным ради того, чтобы удержать в своих ослабевших руках человека, без которого не представляет своей жизни. Тайна организма истерички, как мы уже узнали, в том, что он исключительно гибко приспосабливает свою физиологию (хорошо, что не анатомию к тому же) к той программе, которая является самой главной для нее, основой ее мотивации и поведения. Это не симуляция, т.е. не являющееся осознанным действие, направленное на достижение выгоды, а жизненно важная программа, в которой человек иногда платит самую дорогую цену – свое собственное здоровье и связанные с ним возможности самостоятельной жизни. Вся современная психотерапия произошла именно из попыток помочь истеричке освободиться от неосознанных программ собственного порабощения, и иногда ее приемы достигают успеха, если в принципе для человека есть альтернатива. К сожалению, она не всегда оказывается конкурентоспособной перед тягой к сюжету Жертвы и мнимой смерти для удержания возле себя Спасителя. И, как знать, может, эта отчаянная мера однажды окажется не только единственно возможной, но и верной по направлению. Со стороны это может выглядеть как вынужденная связанность брачными узами мужа, жалеющего свою больную жену (или наоборот). При этом он может иметь тайную любовницу или даже не одну. У него всегда в запасе серьезный аргумент для контроля над ситуацией продвижения новых отношений и попыток сделать его добычей – он, увы, должен оставаться со своей супругой, он не может бросить ее в таком беззащитном состоянии. У любовницы появляется причина восхищаться своим избранником и умерить свои аппетиты. Однако ей не стоит сдавать позиции полностью, ведь сердце у человека, как известно, четырехкамерное, и любовница всегда может рассчитывать на одно из предсердий, а со временем… и на желудочек. При всем при этом привязанность супругов друг к другу может быть вполне искренней и даже усиливаться со временем.
Женские слезы – старейший и испытанный инструмент манипуляции женщины. Ни один нормальный мужчина не в состоянии спокойно выдержать женских слез. Они побуждают его или криком попытаться заставить перестать плакать (но это от слабости на самом деле и чаще имеет прямо противоположный желаемому эффект), или быстро выйти в другую комнату, чтобы не видеть этих слез, или просто обнять свою подругу за плечи. В любом случае женщина получает именно то, к чему стремилась в глубине души. Мужской вариант слез – угроза суицида («повешусь», «выброшусь из окна - вот смотри, я уже стою на подоконнике!»), т.к. застрелиться в нашей стране подавляющему большинству населения не из чего.
«Стерпится – слюбится» - это формула следующего механизма слияния. Для этого надо пуд соли вместе съесть, быть вместе и в горе и в радости, вплоть до ситуации «не было бы счастья, да несчастье помогло». Тогда возникает привычка друг к другу, переходящая в потребность второго уровня, уже не обязательно подпитываемая страстью, но непременно общностью интересов. Этот механизм имеет научное название «идентификация» или отождествление. О нем большая следующая глава. И касается он не только супругов, но и прочих членов семьи.
Поэтому сейчас перейдем к следующему и последнему механизму единения – любви. Не будем тратить много времени и места для определения дефиниции этого сложного и вызывающего споры многие века чувства и создавать почву для дискуссий, хотя, разумеется, они вполне возможны и даже уместны.  А постоянным спутником любви является уважение, недаром молодым издревле желали совет да любовь. Советуются с тем, кого уважают, с кем считаются. Узнаем сейчас об этом из репортажей с переднего края семейного фронта.

Финал «Золотой рыбки»
(из дневника Squaira, тэги «семья», «любовь»)

Жили-были старик со старухой. Правда, не у самого синего моря, а на берегу широкой могучей реки. Сначала они были, конечно, молодыми и внешне совсем-совсем другими. Да и внутренне, как оказалось, тоже. И они ли вообще это были? Она была смешливой и острой на язык девчонкой-с-ноготок, в чем  только душа держалась. Голубые глаза, молочно-белая кожа, светло-русая коса из-под беленького платочка  - были и повиднее ее девчонки на селе.  А она положила глаз на него – статного парня на две головы выше себя, с крутым норовом, драчуна и не дурака выпить. «Мой будет» - тихонько шептала сама себе, провожая его взглядом. Так и вышло, а как – только сама Алька могла знать. Знать, присушка у нее сильная была – такая, что не отсушишь потом навек. Впрочем, применяя присушку, надо всегда иметь это в виду. Так и стали жить вместе Алька и Валька. Он верховодил, она по началу язычок свой окоротила и в пупок ему дышала – надышаться не могла, но скоро природный нрав проявился, слово за слово – стала ему перечить, и за то ругана бывала и бита. Тем временем дети, шестеро, один за другим, незаметно появлялись и подрастали. Потемнела и сморщилась белая кожа, потускнели ясные голубые глаза жены, согнулась статная фигура мужа, а что ни день, то ругань и колотушки, хотя и научилась Алька держать язык за зубами. Но Валька найдет к чему прицепиться по пьяной лавочке. Слегла жена однажды, обезножила.
В деревне один диагноз – артрит. Так с артритом этим и лежала теперь Алька. Откуда тот артрит взялся, в деревне не спрашивают. От жизни тяжелой – от чего еще. Понятно и без городских докторов. Теперь на лежачую у мужа рука не поднимется, а поднимется, так и опустится себе на колени. Стал он прощения у жены просить, что бил-ругал, искалечил жизнь ее. Стал тарелку с едой приносить – убирать, мыть в бане, на руках носить – все, чего она от него бы в жизнь не дождалась здоровой. Стал с ней разговоры разговаривать, прислушиваться к острым и метким речам. И не только он слушал – полдеревни к ней ходило за советом. А он пить стал меньше, потом и вовсе бросил, убоялся смерти – так близко глянула однажды ему под самое сердце. 
Бабушка Алька угасала несколько месяцев, а рядом с ней горевал Валька. Все бы отдал, лишь бы пожила еще. Когда схоронили ее, дети стали заставать отца плачущим над крохотной черно-белой фотографией. На ней была старушка в беленьком платочке с беззубой младенческой улыбкой, их мать. Пытались дети прятать фотографию, чтобы не плакал отец, но скоро пришло и его время. На несколько месяцев только Валька пережил свою Альку.
Эту историю я вспомнила, когда увидела «Золотую рыбку» в постановке одного моего старого друга, режиссера В.В. Савина. Это спектакль театра кукол, и шел он в начале вполне по Пушкину. Кто не знает финал «Золотой рыбки?» Осталась жадная старуха возле разбитого корыта - вот и весь финал. И все же заключительная сцена спектакля оказалась неожиданной. К пригорюнившейся бабке, сидящей над разбитым корытом, подошел дед, сел с ней рядом на лавочку, обнял ее за плечи, и они так сидели вдвоем, тихонько раскачиваясь и глядя в успокоившуюся морскую даль. Верите, от неожиданности это прошибло непрошенную слезу.
***
Кому-то может показаться несправедливым, что истории о любви рассказаны о старых людях, а не о молодых и прекрасных, но ведь любовь не сразу получает доступ в наши сердца, занятые страстями, и далеко не сразу бывает узнанной. Что же касается уважения, то и с этим далеко не все просто в семейной жизни. Что ценить, за что уважать? Это касается области ценностей, которая формируется с раннего детства опытом жизни в собственной семье. Уважение согласно словарю Фасмера происходит от корня ваг-важ  - "вес, тяжесть", "весы". Переносное значение корня и есть - "уважение, ценность" из значения "вес".

Поток в берегах
(из дневника Squaira, тэг «семья», «глюки»)

Мужчина с рюкзаком взбирался по горному склону уже почти час. Пора было отдыхать, набираться сил перед следующим броском к перевалу. Этот перевал не был его новым рекордом, ему просто нравилось щедро тратить силы, испытывать боль в натруженных мышцах и счастливую усталость. На сей раз он выбрал пологий подъем вдоль шумного речного потока в каменистых берегах. В гуле потока слышались голоса, и ему казалось, что это звонкие голоса его сыновей и тихий голос жены.
Он осмотрелся, выбирая место для привала и отирая пот с лица, увидел поодаль стадо овец с пастухом, лошадь, пасущуюся близ хозяина, костерок с котелком над ним, и решил, что самое время с кем-нибудь поговорить.
По крупным валунам он перепрыгнул поток, на другом его берегу нагнулся, умыл лицо холодной до жгучести водой, напился ее ледяной ломкой свежести. Потом пошел к пастуху.
В котелке уже вовсю кипела вода, пастух насыпал в нее каких-то сухих трав, отчего над костром разнесся ароматный чайный дух. Путник приветствовал пастуха, тот кивком предложил ему присесть возле огня. Путник крякнул от удовольствия. После воды он больше всего на свете любил огонь. Он прищурился и долго смотрел в пламя. Если долго смотреть, то обязательно увидишь саламандру, юркую огненную ящерку, духа огня. Она одна может выдержать пламя своего властелина, мало того, без него она просто не может существовать.
Потом быстрыми короткими взглядами рассмотрел пастуха. Тот оказался стариком с седой бородкой, коротко и самостоятельно, видно, остриженной. Плащ его был тоже старым и грубо зашитым на месте прорех.
Старик к тому времени уже составил свое мнение о путнике, но по привычке держал его при себе. Он налил большую жестяную кружку чая и протянул ее гостю. Тот благодарно улыбнулся:
- Хорошо тут у вас. Я вот целый год там внизу живу, а потом тянет наверх сила огромная.
Старик кивнул головой. Понятно, о чем говорит его гость. Шум потока и гудение пламени не располагали к трате слов, оба молчали и думали о своем. Путник, наконец, увидел свою саламандру и радостно улыбнулся, встречая ее. Каждая такая встреча была по-своему чудесна, а старик был то, что надо. Саламандра была еще совсем маленькой и резвилась в огне как трехлетний малыш. Вот к пламени подлетел мотылек, полетал вокруг, выбирая нужное расстояние, и прошуршал саламандре:
- Привет, милая, не могу передать, как я счастлив!
Саламандра раскрыла свой пылающий ротик и огромные желтые глаза:
- И отчего же?
- Неужели ты не понимаешь? Сегодня такой жаркий день, и еще этот старый пастух развел огонь, но стоит только мне отлететь в сторону на несколько шагов, и я могу наслаждаться прохладой горного потока.
Саламандра нахмурила бровки и капризно ответила:
- Вот уж меня это никогда бы не сделало счастливой.
Мотылек не стал спорить с ней и упорхнул прочь от огня. Видно было, что он действительно очень счастлив.
Тут к огню подлетела птичка, одна из тех маленьких, которые питаются зернами и червячками.
- Здравствуй, милая Салма! – пискнула она. – Как же я сегодня счастлива, ты себе не представляешь!
- И отчего же? – снова раскрыла желтые глазища Салма.
- Ах, я лечу с низовий этой реки. Там благодаря этому чудесному потоку выросло столько чудесных трав, что я в это лето сыта как никогда. Слава этому чудесному потоку, который кормит множество таких маленьких существ, как я!
Птичка улетела, а Салма снова принялась резвиться в огне. Она уже забыла о мотыльке и птичке, но путника этот случай поразил.
- А ведь верно! – выкрикнул он. – Какую огромную пользу приносит этот поток - и землю увлажняет, урожай растит, людей и скот поит и электрическую энергию дает, и зерно на мельнице мелет. Да без него и жизнь была бы невозможна.
Старик кивнул головой, подтверждая справедливость слов путника, но в долгом кивке было еще что-то. Путник это понял прежде, чем старик открыл рот.
- Верно говоришь. Вода должна иметь свой путь. Видишь ее берега? Только весной поток разливается шире их, а в остальное время года держится точно своего русла. Стекает бурный поток меж каменных грудей земли, ими смиряется. В прежние времена тут девы воинственные жили, как камни сверху вниз скатывались на лихих конях, все живое на своем пути сметая. И земля бунтовала, ходуном ходила, камнями сыпалась, потоки по своей воле направляя. Только ничего кроме смерти и горя это не приносило…
Сейчас земля смирная стала, только грудь ее колышется от сонного дыхания, и во сне с боку на бок тихо она поворачивается… И поток несется, шлифуя свое русло, обкатывая свои берега. Берегут они его. Весной при разливе рододендроны буйно цветут, крася берега, а потом остается только невзрачное сплетение сухой травы. Так вот поток живет в своих берегах, а мотылек и птичка слишком малы, чтобы это заметить и быть благодарными тихому руслу.
Тут путник очнулся от морока огненного и речного, вздрогнул и увидел старика, раскуривавшего трубку.
Что это было? Правда ли старик сказал ему то, что он слышал? Или все это нашумел ему поток? Путник почему-то знал, что спрашивать об этом нельзя, во всяком случае, бессмысленно. Поэтому он спросил его:
- А ты спустишься вниз с холодами?
Старик отрицательно покачал головой, зорко и ясно посмотрел на путника.
- Я вдовец. Нет у меня теперь берегов, чтобы вниз спускаться. С ними вот зимую. – И он кивнул в сторону своего стада. - Им, как и мне, не надо совершать большие дела и шуметь при спуске…
Путник пристально взглянул на пастуха и поднялся прежде, чем подумал об этом.
- Спасибо, отец, мне пора.
И он быстрым шагом пошел вниз, цепляясь за сплетение сухих трав и корней. Он спешил, чтобы успеть.
Дома удивились тому, что бродяга вернулся так рано. Жена охнула от радости и прижалась в его щетинистой щеке, дети бросили только что построенную запруду и ждали своей очереди подойти к отцу. Но он на этот раз не торопился обнять их, а сказал негромко и значительно:
- Дети, поклонитесь вашей маме. Если бы не она, мы не возвращались бы снова и снова в этот дом…
Жена растерянно смотрела на него, комкая фартук, дети с удивлением и неловко поклонились в сторону матери, припали к берегам и достигли потока.
***
В наше время явными и несомненными ценностями являются активная жизнь, достижения, победы. Это хороший заработок отца или матери, их видное социальное положение, умение защитить свою семью, «поднять» детей. На этом фоне ценности сбережения Рода тускнеют и становятся почти незаметными. Чистая посуда и полы в доме входят в привычку, так же как присутствие матери возле растущих детей. Кто за это говорит спасибо так же охотно и естественно, как за денежную поддержку хорошо зарабатывающего отца? Новый автомобиль выглядит гораздо привлекательнее бережно заштопанных носочков. Мы видим, что огромное количество женщин практически отказалось от своих традиционных тихих и незаметных ценностей и стремятся превзойти мужчин в ценностях социальных достижений или хотя бы не отстать от них. Сколько семей трещат по свежим швам оттого, что их некому сберечь…
Возможно это оттого, что культовыми женскими фигурами стали такие воинственные персонажи как Зена, королева джунглей, Лара Крофт, расхитительница гробниц, а трудолюбивая  Золушка и заботливая Белоснежка остались лишь в старых детских сказках. Впрочем, мы не должны забывать, что во всех древних мифологиях образ женщины является амбивалентным, и рядом с цветущими богинями плодородия отлично уживаются девы-воительницы и охотницы. Как сказал поэт: «Мамы всякие нужны, мамы всякие важны». Так почему бы не уважать каждую из них за то, что она может дать своей семье, даже если это всего лишь непрестижное «сидение» дома и воспитание детей? 

А теперь обещанные несколько слов о сюжете, имеющем обратное слиянию направление – разотождествление. Не грешим ли мы здесь против логики слияния и не смотрим ли на него в зеркало?
Обратимся к работам Юнга. Процесс индивидуации представляет собой отход от групповых, коллективных (родовых) норм. Его персонаж – уже знакомый нам Блудный Сын, покинувший своего отца и расточивший его ценности. Ветхий Завет сообщает о раскаянии вернувшегося сына, Юнг пишет о чувстве вины, с которым сопряжено разотождествление с ценностями Рода и поиски своих индивидуальных. Блудный сын не может просто растратить ценности Рода, он обязан созидать и привнести эквивалентные, не менее важные, в систему, из которой он произошел. Только так происходит успешное «восамление», обретение индивидуальности, личного «почерка», так оно служит основой для успешного формирования Самости, личной целостности, здорового и развивающегося Рода. К этой теме относится и превращение семейной системы из фратрии (конгломерата однородных элементов) в собор уникальных личностей.
Как индивидуация служит цели достижения Самости (целостности), так и разотождествление, блуждания неверного сына, служит цели воссоединения Рода на новом, более совершенном уровне. Это не обратные, а прямые процессы.

обратно к содержанию